Я не хочу ссориться с М.

Мне правда проще промолчать и оставить своё мнение при себе. Наверное, это умение появилось у меня благодаря ей. А может быть, раньше, ещё при общении с В. Но нет, В. я высказывала свои мысли по каким-то принципиальным для меня вопросам. Только В. реагировала по-другому.

М. вспыхивает, как спичка, если наши суждения не совпадают. Она очень яро оберегает всё, что ей нравится. Но в обратную сторону так не работает. Её просто шокирует сама возможность несовпадения наших вкусов.

Она даже не замечает, как больно меня бьёт её "Как ты можешь это читать/слушать/смотреть" и особенно – "Как ЭТО может тебе нравиться?". Я не задаюсь подобными вопросами в её адрес, потому что, с моей точки зрения, это личное дело каждого.

Да, я слушаю подкасты КД и читаю ненавистную ей Птицеву. И мне действительно нравится «Цитадель» Экзюпери. И я не считаю, что человек, прочитавший 20 страниц из 300, может настаивать, что никому не следует читать эту книгу. Она действительно помогала мне в прошлом году и продолжает помогать сейчас.

М. уже не кажется мне такой неземной, как год назад. Связано ли это с тем, что мы живём в одной комнате? Мне кажется, дело больше в другом. Я стала видеть в ней человека – и не в материально-бытовом смысле.

Поэтому я уже не соглашаюсь безоговорочно со всем, что она говорит о других людях. Её слова в этом случае – её же субъективное мнение, а не истина в последней инстанции. И, думаю, касательно людей, с которыми я знакома значительно больше, я могу руководствоваться собственной головой. Я достаточно взрослая для этого.

Я не обязана подписываться под каждым её словом или идти с ней обедать, когда у меня нет денег, просто потому что мы подруги.

Только очень уж задевает, что, во избежание скандалов, я должна читать тайком и заслонять экран телефона, будто там есть что-то запрещённое. Хотя, если задуматься, это она сидит на запрещённых сайтах и говорит со мной на темы, которые мне неприятны.

So why should I?..

Из магазинов исчезают мятные пряники.

Мы ели их прошлой весной, он в Воронеже, я в Москве, и я не помню, кто дал старт этой эстафете, кто из нас первым сказал другому: «Попробуй мятные пряники, они вкусные».

Я никому об этом не скажу, ни Сычу, ни М., потому что я не должна вспоминать это сейчас. Мне и не хочется. Я не прокручиваю в памяти те единственные два дня, что у нас были, и мне уже не так важно помнить, что именно он тогда сказал.

Я не скучаю.
И, кажется, не люблю.

Заключила трудовой договор с лагерем. Заняло в два раза больше времени, чем я планировала.

Меня не берут в языковой лагерь, но берут в оздоровительный. Ставят на мой любимый возраст – 8-9 лет. Год назад я бы этому обрадовалась, но сейчас мне кажется, что пора начинать работать с ребятами постарше, лет 11-13: всё-таки это среднее звено, мне и в школе с ними работать. Но если мир считает, что я ещё не готова к раннему подростковому возрасту, так тому и быть.

В вагоне метро пахнет апельсиновым фрутмотивом, и уже ясно, чего мне сейчас хочется, да? Маленькую бутылочку такого, и чтобы из холодильника, чтобы зубы сводило. Там, наверху, над бетоном и сталью, сейчас +10, сквозь асфальт упрямо лезет мать-и-мачеха – я видела цветок сегодня у мальчика в поликлинике. Ему лет 7, его зовут Тёма. У него тёмно-русые волосы, сосредоточенный взгляд карих глаз, красивая молодая мама и капризная сестра Саша – девчушка лет пяти с копной льняных волос и кривящимся подбородком.

So beautiful kids, how does it work

Третий день только и делаю, что лечусь. В прошлом семестре бегала в поликлинику раз в неделю, по вторникам, пользуясь пробелом в расписании. Теперь я, видимо, сама себе деканат. Весёлая будет сессия этим летом. Впрочем, когда она такой не была?

Невролог в платной клинике поставила астено-невротический синдром. Давно об этом догадывалась. Теперь и документальное подтверждение есть.

Забавнее всего, что в этот раз он свалился на меня до того, как мне его озвучили. Значит, не проекция. Я ведь не знала, что в него входит апатия.

На меня ещё в понедельник вечером свалилось ощущение «ничего не хочу». Мне стало страшно, и я легла спать. И очень боялась не проснуться, хотя просила соседок не будить меня утром.

И хотя я всё-таки проснулась от шороха, когда они собирались, я так обрадовалась, что живу. И весь день радовалась.

Виделись с Сычом. Рекордно короткая встреча, полтора часа. Говорили о моих прошлых отношениях. Меня всё ещё трясёт от воспоминаний о К. И от всех других, кроме как о.

Вечером, в половине одиннадцатого меня снова накрыло. Какая-то страшная, чёрная тоска, очень тяжёлая. Долго не приходила М., и я вдруг подумала, что во всём мире есть только два человека, с которыми я могу поговорить по душам – и ни одного из них сейчас нет рядом.

Я не помню у себя таких обострений, чтобы плакать хотелось решительно от всего. Помню подобные состояния, но тогда я не рассматривала их, как проявления асн.

М. говорила, что я упиваюсь своим состоянием, когда должна с ним бороться, а я лежала и плакала. И в целом от тоски, и от непонимания с её стороны. Я сама не хочу проваливаться в это. Я боюсь апатии. Фишка, наверное, в том, чтобы перестать бояться – и тогда победить.

Сегодня с утра лучше. Давление стабильно повышенное сразу после сна, и я долго не могла проснуться. Возможно, это из-за новых таблеток. Может, само по себе.

Снова взялась за планирование. Расписан почти весь лист блокнота. Я сделала ЭЭГ и флюшку. За второй пришлось ехать на другую станцию метро. Хорошо хоть идти недалеко.

В окрестностях много фастфуда. На расстоянии 500 метров друг от друга – БК, мак, Му-му и Крошка-картошка. Мне почему-то захотелось именно картошки. Взяла с собой, сидела на детской площадке, ела и чувствовала себя счастливой.

Настали тёплые дни, небо над городом такое синее, что глаза режет. На деревьях набухают почки, горят янтарём в солнечном свете. Улицы и дома похожи на книжку с картинками. Я смотрю, и мне больно от красоты.

Вчера я сидела на лавочке возле дома родственников, ждала, когда они выйдут и мы поедем в поликлинику. Было синее небо, солнечные лучи заливали меня светом, ветер ерошил ветки и поднимал пыль. И такая тишина – разве что самолёт пророкотал в небе, и птицы звенели. Я смотрела, слушала, дышала и думала, что за секунду до взрыва будет именно так: ослепительно хорошо.

А ещё я всё чаще вижу детей. Лет трёх-восьми, с родителями и одних. Сегодня в поликлинике были Тёма и Саша, очень разные и очень красивые. Потом по серой ветке ехала девочка-второклашка, воспитанная и очень милая. Они такие славные, что мне хочется плакать. Снова.

Всё началось с хронической усталости.

Наверное, ещё в феврале или даже раньше. Всё время хотелось спать. Потом к сонливости прибавилось непреходящее чувство голода - и это было уже совсем странно.

В интернете пишут, это может быть признаком приближающегося инфаркта. Сначала мне не хотелось об этом говорить - в моём окружении подобные высказывания расцениваются как мнительность и наивность («глупая ты, веришь всему»). Сейчас не хочется даже думать.

У меня всд. И в довесок к ней ещё немало проблем разной степени сложности с нервной и сердечно-сосудистой. То, что происходит сейчас, я предчувствовала уже в ноябре прошлого года, когда впервые пришла к участковому врачу за направлением к неврологу.

У меня всд, и я состояла на учёте в областной детской поликлинике. Уже понятно, что произошло, да? 18. Помню, с каким нетерпением ждали совершеннолетия мои сверстники. И с каким ужасом - я.

Когда тебе исполняется 18, все вокруг почему-то начинают ждать, что вот сейчас, прямо сию минуту, ты поднимешься, отряхнёшь штаны и пойдёшь строить свою долгую и счастливую. Сразу набело. Без ошибок и колебаний. И ещё - что все трудности со здоровьем куда-то исчезнут.

Мне 20. Я живу в общежитии на мамкины деньги и строю шатающиеся башни из книг похожей формы, но разных размеров. И проблем со здоровьем у меня отнюдь не убавилось. Только правила усложнились.

Например, в здании института нет медицинского кабинета. И домой тебя никто не отпустит - без последствий, конечно. И ещё врачи. Чужие, московские врачи, которым нет никакого дела до иногородней студентки с её скачками давления. «У вас таблетки есть? Вот и пейте».

За минувшую неделю я выпила их больше, чем за два месяца до неё. Лучше пока не стало. Я не появлялась в университете с пятницы, и, если бы моя лучшая подруга не жила со мной в одной комнате, там уже начали бы волноваться.

Оно нахлынуло в прошлое воскресенье: голова вдруг стала тяжёлой, мир медленно поплыл перед глазами. Я прибилась к стеночке, чтобы, если уж что, сползти, а не рухнуть. Поела в надежде на восстановление сил. Без толку.

Впрочем, свинец в затылке и на висках во второй половине дня - для дистоника дело привычное. Куда хуже ощущается то, что началось в выходные и преследует меня три дня подряд.

Горячий туман в голове и фантомные рвотные позывы. Фантомные - потому что желудок весьма ревностно оберегает свою добычу и возвращать её вообще-то не намерен. Но что-то там всё же дёргается. Оно, конечно, снимается нашатырём, водой и свежим воздухом. Но долго. И туман в голове не рассеивается. Давление не падает.

Я сегодня заметила интересную вещь. У меня тут продолжительность отношений приближается к трём месяцам - и как раз в это время мои проблемы со здоровьем дают о себе знать. Похожая штука уже случалась со всеми предыдущими, хоть их и было не так много. Организм как будто проверяет людей на психологическую устойчивость. И меня - в целом на прочность.

Пойду я, пожалуй, лечиться.